ГЛАВА 1. Настоящее
И когда слова были отменены,
Мы стали неуязвимы;
Словно что-то сдвинулось в Млечном Пути,
Сняли с плеч ношу, отпустило в груди –
Словно мы наконец оставили позади
Эту бесконечную зиму...
БГ
Белый песок расстилался от края до края, ветер срывал песчинки с верхушек дюн и уносил далеко-далеко. Будь эти песчинки живыми, судьба их была бы печальна: вечное скитание от дюны к дюне, от холма к холму – перемена жизни от малейшего дуновения и абсолютная невозможность обрести дом. Ветер был бы их богом, который запускает движение мира, потом затихает на час, день или неделю, чтобы посмотреть, как все получилось, а после в песчаной буре заново потрясает основы бытия. Если подумать, то, что произошло с людьми, мало чем от этого отличалось.
Дюны постепенно отвоевывали пространство у земли: едва заметное белое покрывало на теле изможденной почвы за годы превращалось в густой, непроницаемый саван, а спустя много лет про землю, деревья, сады и поля никто уже и не помнил. Дюны были пусты и бесплодны, как сам новый мир.
Девушка не смотрела туда, куда ветер уносил песок, она глядела на обманчиво спокойную гладь ядовитого моря, что раскинулось впереди до самой линии горизонта. Синего, как небо над головой. Смертельно опасного, как и вся их жизнь. Прекрасного. Она бы не объяснила, почему оно прекрасно, она просто знала это.
Здесь, на вершине бархана, дуло сильнее, чем внизу: ветер трепал ее волосы и вплетал в них тысячи песчинок, а легкую длинную юбку раздувал как парус. Она любила такие ветреные дни, любила сам этот ветер и теплое весеннее солнце, любила песок и неистово синее море. Она ни на миг не забывала, что каждый из них несет смерть для одинокого человека, но вместе они завораживали.
Красота... странная штука. Пользы от нее было немного – никто не платил дорого за возможность просто полюбоваться. Если вообще готов был что-то за нее дать – кому нужно нечто столь бесполезное? Но она почему-то знала, что красота необходима. Не миру, а человеку. Тому, кто будет смотреть, кто увидит, услышит, быть может. Вот она пришла сюда греться в лучах солнца и чувствовать соленый ветер на лице, вдыхать свежий морской воздух, слушать шелест волн. Отдала бы она все это за оружие, еду, за своих друзей? Да, все бы отдала, не думая, без остатка. Но сохранила бы в сердце память. Она улыбнулась этой мысли. Странная штука – красота…
Она открыла ладонь – в ней лежал теплый камень размером с фасолину. Янтарь. Если набрать таких две пригоршни, то можно попытаться обменять в Городе на еду, совсем немного еды. Не стоит усилий. Но она порой подбирала кусочки янтаря, как осколки прежнего, навсегда ушедшего мира.
Говорили, раньше у берега моря стояли дома и даже целые поселения, почти как Город. Туда приезжали люди, чтобы ничего не делать, только наслаждаться красотой и покупать яркие желтые камешки. Говорили даже, что строили целые заводы, чтобы их добывать и превращать в украшения. Безумие. Она верила, что все эти разговоры – правда: ушедший мир был совершенно безумным. Люди получали плату за труд бумагой и отдавали бумагу за солнечные камешки. Она все-таки не удержалась и зашвырнула янтарную фасолину подальше. Прошлый мир часто называли раем, но каким же он был глупым, этот мир, где люди не знали, что действительно важно. Вода, еда, тепло, оружие – вот что было важно по-настоящему. И люди, которые останутся с тобой до конца. Да хоть бы и не люди, что с того? Она решительно поднялась и пошла к дому. Дел было еще много.
Акира вернулась как раз вовремя. Черный мотоцикл остановился, не доехав ста метров до дома. Его всадник, тоже в черном, лихо выбрался из седла, но тут же медленно осел в песок рядом с мотоциклом.
– Амон! – не сдержала она невольного возгласа и бросилась к упавшему. Он уехал утром в Город, чтобы совершить Обмен. Это всегда было небезопасным делом. Видимо, там что-то не заладилось. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Акиры, пока она бежала к мотоциклу. Там она резко остановилась и рухнула на колени. Амон смотрел на нее виновато и щурился от солнца. Тревога немного отпустила. Она придвинулась ближе, так, чтобы заслонить его от ярких лучей.
– Прости меня, Акира, – сказал он просто и отвел глаза в сторону. – Ничего страшного, это все солнце. Только весна, а печет сегодня по-летнему.
Она ничего не говорила, но смотрела на него по-прежнему: объяснил он явно не все. Амон обреченно вздохнул.
– Ну хорошо, я – дурак. Я обменял всю воду, что у меня была с собой. Зато привез немного клубники. Ее не было уже два года.
Теперь уже Акира ответила ему глубоким вздохом. Она подобралась ближе и уперла ладони в песок по обеим сторонам от его головы, внимательно посмотрела ему в глаза и чуть прищурилась. Она позволила себе короткую довольную улыбку. Он собрался было что-то сказать, но Акира посчитала это лишним.
– Ты дурак, Амон Котаро, – подтвердила она и склонилась к его губам. Они целовали друг друга нежно, вдумчиво, не спеша, будто хотели распробовать сочную ягоду-клубнику. Ветер бросал в них песчинки, но их это мало заботило – песок давно стал их неизбежным спутником абсолютно везде. В конце концов губы расплылись в улыбке, и поцелуй распался. Амон поднялся на локтях.
– Не вставай, – сказала Акира серьезно, но помогла ему опереться на мотоцикл, который вроде бы надежно стоял на непрочной основе. – Ведь снова свалишься по дороге, я не удержу тебя. Подожди, я позову Сейдо.
Она пошла к фургону, ветер трепал пряди ее светлых волос, юбку и легкую накидку. Она казалась сейчас нереальной, призрачной, будто мираж, созданный жарким текучим воздухом пустыни. Он закрыл глаза. Губы еще помнили вкус ее поцелуя, и он не мог удержаться от улыбки.
Амон, погрузившийся в сладкую грезу, не заметил бы, как Сейдо подошел к нему, если бы до него не долетела мелкая песчаная россыпь. Он приоткрыл глаза. Насмешка в лице Сейдо была почти явной:
– Ну что, донести тебя до постельки?
– Ага, и байк прихвати заодно, – включился он в игру.
Сейдо закинул руку Амона на плечо, и они оба медленно поднялись. Амон чувствовал головокружение, в глазах темнело. Он старался не подавать вида и как можно увереннее переставлять ватные ноги, хотя ему и пришлось вцепиться в плечо друга вполне по-настоящему. Так они доковыляли до фургона.
***
Трое отшельников держались подальше от Города со всеми его возможностями, бывшими друзьями и новыми врагам, бесконечной войной банд, переходящей в войну всех со всеми. Они хлебнули этого по полной и теперь решили отбиваться вместе. Им повезло – они заполучили почти все доступные в этом нищем мире богатства.
Старый потрепанный автофургон встал на вечную стоянку возле колодца, выкопанного неведомо кем и когда. Колодец оказался прямо-таки невероятной глубины, и добыть воду из него было непростым делом и требовало немало сил и времени. Это стало их маленьким ритуалом, которому отводился специальный день. Собственный колодец с чистой водой был ценен настолько, что нашлось бы немало охотников рискнуть своей жизнью ради него. Чтобы не столкнуться с целым нашествием, они пошли на хитрость – построили вокруг колодца что-то вроде крытой террасы, которая могла вместить достаточно хлама, чтобы скрыть кирпичную кладку колодца. Летом, когда в фургоне становилось слишком жарко, тут устраивали еще одно спальное место, хоть и не совсем безопасное. Да где теперь искать безопасности? Еще одним сокровищем была солнечная батарея. Она пристроилась на крыше фургона, так, чтобы невозможно было разглядеть с земли.
Люди, знавшие про их убежище, знали также, что к этой компании лучше не соваться – эти трое будут биться до смерти. Но мало кто догадывался про их настоящее богатство – они были друг у друга, и они выдержали бы все, пока это было так.
***
В фургоне царили полутьма и прохлада, весеннее тепло еще не успело прогреть его после зимы. Амон опустил голову на подушку. Нужно лишь немного переждать, и он снова будет в форме.
Снова появился Сейдо. Со стаканом воды. Амон с трудом оторвал тяжелую голову от подушки и вцепился в восхитительно холодный стакан. Такая вода хранилась в подвале, где была устроена маленькая плантация грибов. Сейдо плеснул еще воды в сложенную лодочкой ладонь, стараясь не потерять ни капли, вылил ее Амону на макушку и взъерошил волосы так, чтобы они все намокли. Амон не смог сдержать благодарного вздоха и снова опустился на кровать.
– Спасибо. Так лучше.
– Акира сказала, что ты дурак. – Сейдо присел на край постели.
Амон тихо зарычал и пробурчал вполголоса:
– Да когда ж вы уйметесь...
– Акира все время успевает раньше меня... – Голос Сейдо звучал печально. Амон приоткрыл один глаз.
– Что?
– Целовать тебя...
– О... тебе принципиально надо быть первым?
Сейдо повернулся к нему и молча смотрел некоторое время, будто раздумывая, потом пожал плечами:
– Наверное, уже не могу иначе.
– Хочешь быть первым, кого сегодня поцелую я? – Амон не стал ждать ответа, просто потянул Сейдо вниз.
Губы были сухими и теплыми, они радостно откликались на любое движение, но не осмеливались пойти дальше. Амон решил проявить больше инициативы и подался было вперед, опершись на локоть, но Сейдо вдруг разорвал поцелуй и толкнул Амона обратно на подушку.
– Лучше не напрягайся. Отдохни. – У Амона не осталось сил спорить, да и смотреть тоже.
Он еще успел почувствовать, как Сейдо снимает с него куртку, расстегивает тяжелый пояс с оружием и стягивает плотную кожаную перчатку на правой руке, изображающую протез вместо уродливой совиной лапы. Амон помогал, как мог, пока не утонул в теплой вязкой одури. Ему снились странные, нелепые сны о мире, которого он никогда не видел.
***
Когда-то давно, до Войны, мир был совсем другим. Он был огромным, шумным и тесным, потому что людей в нем тоже было великое множество, не то что сейчас. Он был таким большим, что Город – единственный город, который кто-либо из них знал, а может, единственный на всем свете; окружающая его пустыня без конца и края, которая тогда вовсе пустыней не была, и ядовитое море – все это было лишь малой частью обжитого пространства, песчинкой среди тысяч больших и малых городов и селений, морей, рек и озер, гор, лесов и пустынь, которые тогда покрывали планету. Везде меж ними пролегали дороги – даже по небу, а теперь в пустыне к западу от Города в напоминание об этом покоились под слоем песка развалины древнего аэродрома и высились ободранные ржавеющие остовы самолетов, будто скелеты древних вымерших птиц, что никогда больше не поднимутся в небо.
Амон ездил когда-то в юности с другими охотниками посмотреть на них и гладил тайком раскинутые по земле гигантские крылья, представляя, как же красиво они, должно быть, летали. Зрелище заброшенного аэродрома наполнило его тогда радостью и тоской, как и все немногие следы сгинувшего мира.
На самом деле о том, что было до Войны, они знали совсем мало: что-то узнавали из немногочисленных оставшихся древних книг, что-то из сомнительных баек, передававшихся из уст в уста, что-то – из таких вот разрушающихся останков старого мира, как пустые безглазые коробки мертвых высоток или заброшенный аэродром.
Никто не помнил, почему Война началась и зачем продолжалась. Должно быть, затем, зачем начинаются и продолжаются все войны. Только эта оказалась последней.
После Войны книг уже не писали, не прокладывали дорог и не строили самолетов. После Войны мир схлопнулся: исчезли дороги и города, леса и посевы, а главное – умерли почти все, кто населял его: люди, звери, рыбы, птицы и даже растения. Там, где раньше все цвело и зеленело, медленно и неотвратимо наступала пустыня. И немногие оставшиеся вынуждены были ежедневно отвоевывать у небытия свое право на жизнь.
Должно быть, тогда Город, у которого до Войны было имя, стал просто Городом, потому что никому еще не удавалось пересечь пустыню, раскинувшуюся на сотни и тысячи миль вокруг, и найти другие города. Может, их и не существовало.
Темные времена, которые наступили после Войны, пережили немногие. Тогда стало понятно, что мир изменился больше, чем можно было предположить – объявились мутанты. Страшные искореженные люди, пришедшие из особо зараженных районов, казались порождением радиоактивного мрака, самим его воплощением, наказанием за грехи человечества. Их боялись и изгоняли из Города, считая, что они несут с собой смерть и болезни, но мутанты оказались сильнее и выносливее людей: они сходили лавиной на отдельные районы без жалости, без закона и просто брали, что хотели, уничтожая всех, кто стоял на их пути. Говорили, что они питаются человечиной, что охотятся по ночам, что оружие растет у них прямо из тела, что их почти невозможно убить.
Люди в ужасе бежали с заново обустроенных мест, лишь бы спастись от этой жуткой угрозы. Но спасаться было негде – мутанты следовали за людьми повсюду. Тогда пришлось научиться бороться с ними.
Со временем священный ужас прошел, люди перестали видеть в мутантах исчадий ада – только коварных противников. Научились убивать их, узнали, что, несмотря на всю их силу, жизнь их недолга – едва ли больше сорока лет – а смерть мучительна. Так или иначе, мутанты обречены были на вымирание, вопрос был лишь в том, возьмут ли они с собой в могилу человечество или уйдут в вечную ночь одни.
Как бы то ни было, сейчас древний Город на побережье ядовитого моря принадлежал людям и был оплотом порядка. Где-то в руинах и катакомбах прежнего города, лежащих вокруг обжитой территории, конечно, еще оставались мутанты. Они жили и в Городе, скрываясь и притворяясь людьми, в постоянном страхе. После разгрома базы «Дерева Аогири», знаменитой кровавой банды мутантов, которой руководила легендарная Одноглазая Сова, оставшимся в живых некуда больше было пойти, кроме как сюда, и они хлынули потоком беженцев, прячась и сливаясь с толпой голодных бедняков, которых и без них здесь было достаточно. Ресурсов не могло хватить на всех, и тогда Цитадель взяла курс на полное истребление мутантов.
Цитадель, одна из немногих функционирующих укрепленных высоток посреди обжитой части Города, принадлежала клану Вашу. Лет сто назад, когда Город раздирали междусобицы многочисленных банд и грабежи и набеги мутантов, именно они собрали отряды охотников и предложили людям защиту. За определенную плату, конечно.
Взамен Вашу получили в свое распоряжение бесценные ресурсы и превратили их во власть, которую в свою очередь превращали во все большие ресурсы. Они жестко держали власть в своих руках, обещая жителям порядок, честный обмен и спасение от грабежей и набегов. Надежная система. До тех пор, пока всех устраивало такое положение дел. Впрочем, Вашу умело лавировали между скрытыми от глаз потоками, продолжая держать в своих руках самые важные ниточки.
Охотники, которые следили за порядком в Городе, выявляли и ловили мутантов, были лишь одним из инструментов Вашу. Самым заметным, но, возможно, не самым главным.
Охотники жили лучше других, но их никогда не было много. Вашу старались собрать туда самых отчаянных людей, в том числе тех, у кого были с мутантами личные счеты, кому победа над ними была дороже собственной жизни. Охотники должны были противостоять более сильному и безжалостному противнику, и все их вооружение и физическая подготовка позволяли им какое-то время сражаться с мутантами на равных. На деле получалось, что охотники редко жили дольше мутантов. Амон видел в этом горькую иронию: не так много они и потеряли, став мутантами. К тому же, как выяснилось, взамен навсегда потерянного порой можно найти что-то новое. Например, жизнь.
Пришлось потом пару фраз добавить))